Форум StopLinux

Михаил, я могу более подробно написать про смену поколения, с этой темой я знаком. Но если кратко, то это примерно как появление ткацких станков - сейчас облачные компании выполняют многие операции намного эффективнее, количество переходит в качество и это высвобождает огромное количество ресурсов.

Например раньше, большие компании имели внутреннюю бухгалтерию и внешнюю компанию, которая начисляла зарплату. Это означало большой ВЦ у компании и бесконечные линии связи к payroll provider. Сейчас если вы делаете облачную внутреннюю бухгалтерию, команиям уже не нужны свои ВЦ. И теперь нужна всего одна линия связи между компанией облачной бухгалтерии и зарплатной компанией. Это освобождает огромное количество АйТи специалистов (они, кстати, и есть главный тормоз развития облаков, как когда-то разрушители машин в Англии) и снижает потребности в железе и услугах.

В общем, естественный процесс оптимизации и повышения эффективности труда в IT продолжается. Динозавры отмирают, новый приходят.

Не знаю, на предприятии, где я работаю пока ни о каких облачных технологиях не может быть и речи.

Про источники дохода.

Мне в выходные пришло письмо с портала Odnako.org, которое показалось мне интересным, в связи с чем, я его привожу полностью: "Добрый день! Увидел запись вашей лекции, где Вы назвали "три способа получать деньги в экономике". Там вы называли: 1.Производство; 2.Эмиссия; 3.Обменные операции. Хочу задать вопрос, почему как "способ получения денег" Вы исключили все формы рентных доходов, доля которых достаточно велика и часто носит завуалированный характер? Доля рентных отчислений в составе затрат любого продукта далеко не близка к нулю (помидор в маркете содержит в себе стоимость "генетического патента", любой современный мобильный телефон включает отчисления Qualcomm за технологию кодирования сигнала и т.д.). Особенно это касается медицины, связи, систем обработки информации, шоу-бизнеса. Целые отрасли (например Microsoft) позволили создать капиталы в отдельной компании, размер которых превышает ВВП некоторых стран. Я думаю, что ваша гипотеза о перераспределении влияния в пользу элит паразитирующих на обменных операциях, неполна, так как Вы не включили в свои рассуждения представителей элит, паразитирующих на формах ренты, которые при этом так же влияют на процесс трансформаций который мы наблюдаем. Меня можно упрекнуть в вольной интерпретации отношений "интеллектуальной собственности", но в сущности мы имеем дело с рентой, которая терминологически выведена из этого понятия, при том, что имеет все его признаки по сути: конечные усилия на создание начального продукта мультипликативно транслируются на потенциально бесконечное число пользователей такого продукта или на бесконечное время пользования продуктом. Заранее спасибо за ответ."

Я не могу дать точный ответ, но попытаюсь объяснить свои соображения на этот счет. В первую очередь, нужно сказать, что природную ренту (в том числе, доходы от продажи полезных ископаемых) я включил в производственные доходы. Дело в том, что здесь нужно разделять получение доходов и создание нового продукта. Ни обменные операции, ни эмиссия – нового продукта не создают, это способ перераспределения. А вот производство (использующее труд) – как раз создает, как и труд по добыче полезных ископаемых или выращивании с/х продукции. По этой причине я их и объединил.

Отметим еще одно важное обстоятельство. Я уже много раз писал, что ключевой элемент всей экономической системы – это конечный спрос, то есть спрос, направленный на собственное потребление, а не на перепродажу. Он бывает только у домохозяйств и государства, но вот его учет – это дело более тонкое и главное здесь – на какой срок этот спрос учитывается. Специфика современной экономической модели состоит в том, что время, на которое учитывается конечный спрос, все время растет. Именно это и позволяет делать постоянную эмиссию, не опасаясь инфляции: деньги связываются новыми активами, реальная стоимость которых базируется на конечном спросе на все более удаленных отрезках времени.

Это уникальная в истории ситуация, которая позволяет, уже за счет перераспределения эмиссионных денег, создавать иллюзию постоянного роста частного спроса, этакого общества всеобщего благоденствия. В реальности же, люди съедают сегодня свое же собственное потребление ближайшем, а затем и все более отдаленном будущем, и это, конечно, не может продолжаться вечно. Собственно, этот момент мы многократно описывали в нашей теории – реальным инструментом, позволяющим проводить такую политику, стало постоянное снижение стоимости кредита, позволяющее постоянно рефинансировать накопившиеся долги.

И вот здесь возникает как раз самый главный момент, который и дает ответ на заданный мне вопрос. Дело в том, что уже в конце 70-х годов встал серьезный вопрос: как можно не просто стимулировать спрос, но обеспечить управляемое его стимулирование, то есть направление его в нужные (на тот момент – информационный) сектора экономики? Здесь были использованы разные инструменты, но один из главных – использование прав на интеллектуальную собственность. То есть, даже в том случае, если человек просто покупает еду, музыку или автомобиль – он все равно оплачивает развитие новых технологий.

Разумеется, западная официальная экономическая наука, экономиксизм, быстрое увеличение псевдорентных доходов с начала 80-х годов объясняла некоторыми «объективными» причинами (грубо говоря, переходом к «постиндустриальным» отношениям), но суть от этого не меняется – сама модель, как мне кажется, возможна только и исключительно в ситуации серьезного превышения частного и, вообще, конечного спроса над «естественным», равновесным значением. Отметим, что сегодня для США и Евросоюза это искусственно завышенное значение спроса выше равновесного примерно в два раза и совершенно очевидно, что падение спроса, которое уже началось, неминуемо резко сократит псевдорентные доходы владельцев интеллектуальной собственности.

Разумеется, поскольку они уже привыкли к «халяве», то отказываться от нее добровольно не будут, однако тут возникнут серьезные проблемы. Грубо говоря, народ начнет выращивать помидоры на приусадебных участках (соответствующие запреты будут на Западе отменены, как только подойдет реальная угроза голода) и продавать их на частных рынках (вспомните фильм «Крестный отец», где стреляли в дона Корлеоне?) и конкурировать по цене с ними будет сложно. Да, конечно, на первом этапе разные «Монсанты» будут отчаянно сопротивляться – но в условиях резко выросшей социальной напряженности, у них вряд ли будут реальные возможности отстоять свою монополию.

Аналогичная ситуация будет в it-отрасли. Люди будут менять программное обеспечение много реже, брать практически исключительно бесплатные сервисы, очень вырастет обслуживающая часть отрасли (я напомню, что компьютеры можно чинить – я сам это делал в начале 2000-х годов). Национальные правительства будут поддерживать открытые решения (с полным запретом на пересылку информации за пределы своих границ, после чего у Гуглов и Микрософтов за пределами США начнутся серьезные проблемы), а своих it-производителей будут стимулировать за счет бюджетных расходов. Собственно, именно так современные американские гиганты и выросли – на деньги Пентагона и АНБ.

Я думаю, что нас ждет и создание национальных сегментов интернета (обмен между которыми будет возможен только открытой информацией), и национальных платежных систем (которые могут быть вообще не связаны, поскольку валютные системы будут абсолютно независимы) и многое другое. Но это уже будущее – а пока имеет смысл вернуться к настоящему. Повторю еще раз: мне кажется, что современная система интеллектуальной собственности существует лишь постольку, поскольку есть стимулирование конечного спроса. Как только эффект этого стимулирования окончательно перестанет действовать, поддерживать сбор денег за интеллектуальную собственность станет невозможно. И она умрет естественной смертью – то есть ситуация вернется к той, которая была до 80-х годов.

Разумеется, точных расчетов у меня нет. Их и ни у кого нет – никто не изучал, как избыточный спрос перераспределяется в рамках межотраслевого баланса. Более того, я подозреваю, что такие исследования и не очень поощряются – по вполне понятным причинам. Бенефициарам хитрых схем перераспределения денег не очень-то нравится, когда их выводят на чистую воду. Впрочем, самый главный бенефициар понятен – доля финансового сектора в прибылях корпорация в США составляет сегодня около 50% - что в разы больше, чем должно быть в нормальной экономике. Но и владельцы псевдорентных доходов не остаются в накладе.

Я с большим интересом выслушаю возражения против этих своих соображений – только серьезные возражения, а не в стиле некоторых «критиков», которые отвечают не по существу, а переходят на личности. Впрочем, их наличие тоже весьма показательно – поскольку реальных возражений против нашей теории кризиса пока не было. Иногда даже хочется потрясти экономиксистов, чтобы они хоть что-нибудь реальное сказали – но они ограничиваются мантрами в стиле «Это не экономика, а потому мы это не комментируем». Впрочем, чего ждать от тоталитарной секты.

Но, в отличие от экономиксистов, мы с благодарностью принимаем конструктивную критику – о чем я и напоминаю читателям. Тем более, что приведенные выше рассуждения дают дополнительную информацию о том, насколько посткризисная картина мира будет не похожа на современную.